– Видите? – торжествующе возгласил Сулепис. – Берег наш – квары ушли. Они не пожелали оказаться зажатыми меж нашей армией и бухтой. Они оставили свои притязания на Сияющего человека!

Внимание Пиннимона Вэша привлёк раздавшийся позади звук, но автарк его даже не заметил – он обозревал бухту с видимым удовлетворением, будто это был не северянина, а его собственный давно не виденный дом.

Звук этот, как понял вскоре министр, был молитвой, что слетала с губ короля Олина, прикипевшего взглядом к молчащему замку за полосой воды.

Глава 39

Ещё один изгиб реки времени

Всю свою жизнь Баррик Эддон молился, чтобы те особенности, какие отличали его от всех прочих людей: искалеченная рука, ночные кошмары и необъяснимые приступы меланхолии – всё ужасное наследие отцовского безумия оказалось однажды исполненным некоего смысла, явилось доказательством высокого предназначения, знаком особой судьбы, а не того, что он – ошибка природы, обречённая на пустое, бессмысленное существование. Теперь молитвы его были услышаны – и это-то юношу и пугало.

«Я не спас королеву. Что, если с Огнецветом короля я тоже не справлюсь? Что, если он меня не примет?»

Баррик стоял на балконе королевской комнаты для отдыха. Над замком только что прошёл ливень; башни и островерхие крыши, торчащие как могильные плиты на переполненном кладбище, влажно блестели разными оттенками чёрного. За то короткое время, что он провёл здесь, небеса над Кул-на-Кваром не просохли ни разу: туман, морось и проливной дождь бесконечно сменяли друг друга, как будто древняя крепость была кораблём, плывущим по штормовому морю.

И всё-таки что-то умиротворяющее было в этом месте, и не только потому, что замок был почти пуст: кажущийся бесконечным лабиринт залов дышал тихим покоем гробницы, такой древней, что даже призраки в ней почили давным-давно и не могли уже тревожить живых. Принц понимал, что существа, таящиеся в темноте, должны бы пугать его, но вместо этого он чувствовал себя как дома в этой построенной богами твердыне, полной сверхъестественных незнакомцев. В действительности было даже странно, как мало он скучал по тому, что прежде составляло его жизнь – по дому в солнечных землях, по сестре, по темноволосой девушке из снов. Всё это казалось теперь таким далёким. Было ли там хоть что-то, ради чего стоило бы возвращаться?

В конце концов блестящие мокрые крыши и круговерть собственных мыслей надоели Баррику. Он вышел из комнаты, спустился по крутой лестнице из растресканного белого камня наружу, под крытую колоннаду, примыкающую к опустелому саду, в котором одиноко постукивали стекающие с листьев капли. Даже неведомые растения выглядели поблёкшими: зелень их посерела, а цветы так побледнели, что лишь рассмотрев поближе, можно было различить в них оттенки розового и жёлтого, – как будто дождь вымыл из них все краски. Отсюда многочисленные башни замка меньше походили на надгробия, напоминая скорее сложные природные образования, нагромождения абстрактных повторяющихся фигур – колонн, брусьев и сходящихся углом стропил, или шевронов, которые человеческая знать использовала как геральдические символы в гербах, обозначающих родовые имена, но которые повторялись здесь бесконечным узором наподобие змеиной чешуи. Изобилие простых форм одновременно успокаивало и обманывало глаз, и после короткой прогулки принц обнаружил, что даже мысли его стали ворочаться в голове еле-еле.

«Зачем вы предоставили мне выбирать, Иннир? Я никогда не мог сделать верный выбор…»

Как бы в ответ на это шелестящие листья вихрем взметнулись из-за угла, а затем, кружась, скользнули назад, когда одетый в лохмотья король ступил в колоннаду перед Барриком, появившись из ниоткуда, словно раздвинул завесу воздуха.

«Я больше не в силах терпеть причитания Молельщиков, – сказал юноше Иннир; его мысли порхнули к Баррику мягко, как листья ложатся на тропу, – поэтому я вынес мою сестру – мою возлюбленную – из Палаты бдения у гроба. Что бы ты ни выбрал, Баррик Эддон, скоро я должен буду отдать ей свою силу, если хочу сохранить ей жизнь. Я чувствую, что Искусник в конце концов потерпел поражение. Моя собственная сила иссякает. Скоро и дар стекла оставит Сакри, и что мы станем делать, уже не будет иметь значения. Пройдись со мной».

Баррик в молчании сопровождал высокого короля; они вошли из мокрого сада обратно в залы, где под сводами гуляло эхо, и пока неспешно шагали по ним, какие-то из слуг Иннира с шорохом выскальзывали из теней – существа множества различных размеров и форм – и выстраивались позади, чтобы следовать за господином на почтительном расстоянии. Глаза диковинных созданий пристально следили за Барриком, отчего он чувствовал себя неловко, но только потому, что они были частью этого места, а он – нет.

– Я не знаю, что мне делать, – произнёс он наконец. – Я не знаю, что произойдёт.

«Если бы ты знал, то сейчас решал бы, чего хочешь достичь, а не как тебе действовать», – Иннир остановился и повернулся к нему. – «Вот, дитя. Позволь мне показать тебе кое-что, – король поднял руки и длинными пальцами осторожно коснулся тряпицы, закрывающей ему глаза. – С течением лет моей жизни, с тем, как всё незавиднее становилось положение нашего народа, я всё дальше и дальше уходил в себя в поисках средства для нашего спасения. Почти всю свою жизнь, мгновение за мгновением, я проводил со своими предками, Огнецветом и Библиотекой Непознаваемого, и в мыслях своих совершал путешествия в места, не имеющие имён, тебе понятных. Я погружался так глубоко в то, что было, и то, что могло быть, что сделался совершенно слеп к тому, что происходило прямо у меня перед глазами. Столетие миновало, прежде чем я заметил, что моя жена, моя возлюбленная сестра умирает, – он развязал узел на затылке и позволил ткани соскользнуть. Глаза короля были белы, как молоко. – В конечном счёте я и вправду потерял зрение. Уже много лет – даже не знаю, сколько – лицо своей возлюбленной я видел, лишь вызывая его в памяти. Я никогда не узнаю, как выглядишь ты, мальчик, – лишь то, каким является твой образ в чужих мыслях. И всё из желания предугадать, что случится. И всё из-за старания не совершить ни одной ошибки».

– Я не… не думаю, что понимаю.

«Одна из наших книг предсказаний говорит:

Пусть это и будет тебе ответом, дитя людей. Не предавайся тягостным раздумьям о том, что было до, и не волнуйся чрезмерно о том, что будет после. Между ними двумя заключено всё, что имеет значение – всё, что есть».

Иннир вновь повязал тряпицу на глаза и продолжил путь. Баррик поспешил следом и долгое время шёл рядом с королём молча, размышляя.

– Могли бы вы сделать это даже против моего согласия? – спросил он наконец. – Могли бы вы принудить меня?

«Не понимаю. Могу ли я заставить тебя принять Огнецвет?»

– Да. Можете ли вы передать Огнецвет мне, если я этого не захочу?

«Что за странный вопрос, – Иннир казался уставшим: теперь он двигался ещё медлительнее, чем в первые часы после появления Баррика в замке. – Я не могу представить себе этого – зачем бы мне так поступать?»

– Потому что это нужно для выживания вашего народа! Разве этой причины мало?

«Если ты примешь Огнецвет, Баррик Эддон, это не будет означать, что сам мой народ выживет – а только лишь его знания».

– Но вы могли бы поместить его в меня насильно?