Северянин будто врос в палубу рядом с леером. Если бы не зелёные беспокойные воды Остейанского моря, продолжавшие вздыматься и плескать, порождая белую пену, позади плеча Олина, Пиниммон Вэш решил бы, что весь мир внезапно замер, как сердце, пропустившее удар.

– Ты наблюдал за нами?..

Сулепис продолжал вещать, словно и не заметил слов Олина:

– Я знаю, что вы, ваши королевские врачи и другие философы-исследователи вашего двора изучали старые доктрины, утраченные искусства… и дни богов.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – холодно отозвался Олин.

– Возможно, поначалу вы занимались этим по собственным причинам – чтобы узнать больше о загадке вокруг порченой крови вашей семьи, – но за годы изучения вы не могли не узнать о том, как на самом деле устроен мир, намного больше тех простаков, которые окружают вас и называют монархом, помазанным на царство богами, в действительности ничего не зная об этих самых богах.

На мгновение Сулепис попал в поле зрения Вэша, и министр отшатнулся, но автарк только придвинулся поближе к Олину, повернувшись к убежищу Вэша спиной. Охранников видно не было, но министр знал, что им не нравится то, как близко стоит автарк к пленному иноземцу.

Это было до странности обыденное зрелище: двое мужчин склонились друг к другу у леера – если бы не церемониальное одеяние автарка: высокий остроконечный головной убор, называемый Беленная корона, поскольку она напоминала ядовитое семя этого растения, огромный золотой амулет-Солнце на груди и, конечно, золотые напальчники, – Сулепис мог бы сойти за обычного ксандианского жреца, обсуждающего храмовую десятину и содержание со своим северным коллегой. Но Вэш знал, что один лишь прямой взгляд в эти золотые глаза мог сказать нечто совершенно иное о том, что представлял собою автарк.

Северный король казался человеком удивительной храбрости: всякий иной, почувствовав так близко жар, исходящий от автарка, горячку мыслей Сиятельнейшего, постарался бы уклониться. Придворные в Садовом дворце шептались, что стоять рядом с Сулеписом – всё равно, что брести с непокрытой головой под палящим солнцем пустыни, и что если находиться близ него достаточно долго, то сначала твои мысли, а потом и самые кожа и кости будут сожжены им дотла.

Вэш слегка вздрогнул. Однажды он назвал такое высказывание чушью. Теперь же чувствовал, что мог бы поверить чуть ли не во что угодно из того, что болтают о его господине, вселяющем ужас живом божестве.

– Возможно, всё это трудно уяснить с первого раза, – автарк простёр длинные пальцы к западному горизонту, будто хотел сдёрнуть висевшее в небе солнце, как спелый инжир с ветки. – Возможно, я задумывался над этими вопросами больше, чем вы, Олин, но я знаю, что вы можете ухватить суть – что вы в состоянии понять истину. И когда вы поймёте… ну, возможно, вы станете относиться по-другому ко мне и моему плану.

– Сомневаюсь.

Автарк безмятежно, довольно хмыкнул.

– Вы знаете историю Меларха, короля-героя древнего Джурра? Уверен, вы её слышали. Его жена была проклята злыми богинями Судьбы, и потому не могла подарить ему сына. Однажды он спас сокола от огромной змеи, и в благодарность сокол отнёс его на Небеса, где Меларх похитил Семя Рождения у самих богов.

Олин поднял голову и выражение лица его было столь странно, что Вэш не смог понять, о чём король думает.

– Я слышал нечто подобное, но только о великом герое Гилиометесе.

– А, вот вы приводите наглядный пример моей точки зрения. Ныне большинство из тех, кто слышит эту историю, верят, что это правдивый рассказ. «Вот что Меларх – или Гилиометес, если они слышали историю в таком переложении – вот что сделал этот великий герой», - на миг рука короля-бога поднялась опять, и напальчники засверкали огнём в лучах заходящего солнца. – Но так, конечно, мыслят простаки из простаков. Более умные люди – клерики и другие мудрецы, вожди простого народа, рассудят так: «Конечно, Меларх, может, и не летал на соколе к Небесам и не похищал Семени Рождения, но притча учит нас тому, что секреты богов могут быть раскрыты храбрецами, что смертные могут изменять свои судьбы». А умы безумнейшие, самые одинокие философы, живущие вдалеке от чужих неодобрений, могут даже подумать: «Поскольку не существует сокола, способного поднять в небо взрослого мужчину, возможно, сказание о Мелархе, поднявшемся к небесам, есть ложь. И если это сказание ложно, то, наверное, и все остальные. А раз сказания есть неправда, то и все истории, о которых они повествуют, также неправда. Возможно, что и самих богов не существует в природе!» Но от такой ереси даже мудрейшие отрекаются в ужасе, ибо они знают, что подобные мысли могут низвергнуть сами небеса и оставить смертных одних в пустоте.

Тон автарка изменился, становясь мягче, проникновеннее, и Вэш, проклиная свои старые уши, вынужденно приник к настилу так близко, что спина его, итак уже затёкшая, начала немилосердно ныть. Кроме того, он боялся, что доски скрипнут под его немалым весом, выдав присутствие шпиона.

– Но вот что скажу я им всем: и глупым, и пытливым, и храбрым, – продолжал автарк, – все они правы! И в то же время все они ошибаются. Только я понимаю, где правда. Только я из всех живущих могу заставить богов склониться пред моей волей.

У Вэша перехватило дух. Такого разгула безумия ему прежде видывать не приходилось – а ведь он был свидетелем множества дичайших и самых жестоких выходок автарка.

– Я не… я не понимаю вас, – голос Олина теперь звучал слабо и болезненно.

– О, думаю, понимаете. Ну, или, по крайней мере, уловили ход моих мыслей – потому что и сами задумывались о подобном. Признайте, Олин, вы удивились, услышав подобные рассуждения – замыслы более грандиозные, но всё же не столь далёкие от ваших собственных догадок – исходящими от кого-то, кого вы представляете совершенно от себя отличным. И вы правы – я отличаюсь от вас. Потому что пока вы открывали для себя эти секреты и думали эти думы, погрузившись во тьму отчаяния и пытаясь дознаться, за что же вы и ваш род несёте столь тяжкое проклятие, я выступил вперёд и сказал так: «Вот тайны, которых искал я, и буду я не наковальней, но молотом. Я буду тем, кто придаёт форму», - автарк снова ликующе рассмеялся. – Видишь ли, я знаю, что скрыто под твоим замком, Олин из Южного Предела. Я знаю, что за проклятие терзало членов твоей семьи поколениями, и мне известно, что стало тому причиной. Но в отличие от тебя, Олин, я силой своей воли придам этой мощи форму. В отличие от тебя я не позволю Небесам управлять мною с помощью старых сказок и ребяческих угроз! Могущество богов будет принадлежать мне – и тогда я сам покараю Небеса за то, что они пытались отвергнуть меня!

После того, как автарк вернулся в свою каюту, король Олин остался стоять у леера, молча глядя на воду. Пиннимон Вэш, чьи колени теперь тоже дрожали, не осмелился сдвинуться с места из опасений, что северный король заметит его. В конце концов Олин отвернулся и позволил охране увести себя обратно в его маленькую каюту. На мгновение министр ясно увидел его лицо: кожа настолько дряблая и такая призрачно-бледная, словно чужеземный король уже был мёртв. В самом деле, Олин выглядел так, будто увидел не только собственную смерть, но и гибель всего, что было им любимо.

И Пиннимон Вэш, который никогда не испытывал ни к кому ни капли жалости, подумал о бескровном лице Олина – и поймал себя на мысли, что в душе желает, чтобы боги смилостивились и этой ночью послали северному монарху лёгкую смерть во сне.

Глава 5

Капелька покоя